Петр Павленко - Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Г и т л е р. Ну?
К р е б с. Ответа нет.
Г и т л е р. Ну, ясно. Его армия на марше. А вы не находите, что ему пора бы уж включиться в дело?
По тону ответов Кребса все чувствуют, что Кребс о чем-то умалчивает, что-то обходит, но они еще ни о чем не догадываются.
Между тем Гитлер сосредоточенно глядит на карту и начинает передвигать по ней пуговицы, изредка бросая отрывистые замечания:
— Мешок!.. Петля!.. Через два дня я затяну петлю на шее русских! Где эти проклятые американцы? Кребс, помогайте им всеми силами скорее добраться до Берлина!.. Мы их тут всех столкнем лбами. Я вырву у русских их успех руками американцев. Поняли? Я заставлю их грызться на моих глазах… Слышите?
В это время в комнату врывается Борман. Весь вид его говорит о крайнем волнении и возмущении.
— Мой фюрер! Ужасное известие! Мы перехватили американское радио, они сообщают, что Гиммлер предлагает им мир на любых условиях. В то время, как вы героически защищаете Берлин, Гиммлер ведет переговоры, изменник!
Гитлер остолбенел. Лицо его наливается кровью, голова трясется, он тяжело дышит, потом выкрикивает сквозь слезы:
— Ультиматум? Мне?.. От Гиммлера, от этого недоноска, которого я сделал человеком?.. Ничто меня не миновало, нет таких измен, которые бы не коснулись меня. Это конец!
С автоматами в руках показались на улице Иванов, Зайченко и Юсупов.
Иванов кричит:
— Костя! Какая это улица?
— Унтер ден Линден! — отвечает Зайченко, увидев надпись на стене.
— Эй, мать!.. — Иванов поднимает немку с земли. — Тут тебе не место… домой надо… Нах хаузе… ферштейн?
— Нет у меня ничего — ни дома нет, ни сына нет, ничего нет… — Она встает, вздымая вверх руки: — Будь ты проклят, шут несчастный! Верни мне мою Германию, отдай мне моих сыновей!. Отдай мне моего Ганса! Будь ты проклят, Гитлер!
Берлин горит. В тоннелях подземки захлебываются люди.
ДВАДЦАТЬ ПЯТОГО АПРЕЛЯ ВОЙСКА I БЕЛОРУССКОГО ФРОНТА СОЕДИНИЛИСЬ ЗАПАДНЕЕ ПОТСДАМА С ВОЙСКАМИ I УКРАИНСКОГО ФРОНТА И ТАКИМ ОБРАЗОМ ЗАВЕРШИЛИ ПОЛНОЕ ОКРУЖЕНИЕ БЕРЛИНА.
В подземном кабинете Гитлера накрыт стол. Вино, цветы, фрукты. Из комнаты Евы Браун слышно бормотание пастора, а в кабинете, у стола, развалившись в креслах, сидят генералы Кребс и Вейдлинг.
К р е б с (прислушиваясь к тому, что происходит в соседней комнате). Сейчас бракосочетание закончится, и они выйдут. Я вас представлю, и вы скажете ему все, что вам взбредет в голову.
В е й д л и н г. Я восьмой комендант Берлина за последние трое суток. Это кабак! Слышите, Ганс? Я говорю — это кабак!
В это время в панике врывается в комнату солдат:
— Русские в двухстах метрах от рейхсканцелярии!!
К р е б с. Уходите. Сейчас не до этого — фюрер венчается.
С о л д а т. Что делает, простите?
К р е б с. Венчается.
У солдата расширяются глаза, и он начинает дико хохотать.
— Тихо, вы, идиот, — шепчет Кребс и выталкивает его за дверь. Кребс и Вейдлинг дремлют, вытянув ноги в запыленных сапогах, будто находятся в деревенской пивной.
В это время дверь из комнаты Евы Браун открывается, и она выходит под руку с Гитлером; оба со свечами в руках. За ними, чинно шествуют Борман и Геббельс.
Генералы дремлют.
Гитлер осторожно переступает через ноги Кребса и Вейдлинга. Ева Браун сердито ударяет генералов перчатками по плечам.
Вскочив, они поздравляют новобрачных. Садятся за стол.
Гитлер сразу заговорил:
— Я принял решение покинуть вас. В данный момент Германия должна иметь руки свободными. — И Гитлер поднимает бокал.
— За здоровье новобрачных! — провозглашает Геббельс.
Затем наступает молчание. Гитлер погас. Он безучастно глядит перед собой пустыми глазами и машинально крутит шарики из хлеба. Иной раз рука его безотчетно пытается расставить их на тарелке в виде треугольников и ромбов.
Ева Браун обращается к адъютанту:
— Мой дорогой Линге, я не вижу нашего доктора…
Линге показывает жестом, что тот покинул бункер.
— Он ничего не оставил для нас?
— Оставил, фрау Ева, — отвечает Линге и подает ей коробочку.
Ева осторожно раскрывает ее. Там шесть ампул.
— Это надежно? — спрашивает она.
Линге пожимает плечами. Тогда Браун закатывает ампулу в бутерброд и дает Блонди. Собака тотчас падает мертвой.
— Хорошо, это надежное средство, — говорит Браун.
Все молча соглашаются. Они сидят, жуют и не глядят друг на друга. На их лицах безнадежность.
Бункер вздрагивает, свет медленно гаснет.
Перед полковником Зинченко в подвале дома на Королевской площади стоят сержант Егоров, младший сержант Кантария и старший сержант Иванов.
Полковник Зинченко держит в руках большое красное знамя, он взволнован.
— Дорогие товарищи! — говорит он, запинаясь от волнения. — Нам доверена великая честь — водрузить по приказу товарища Сталина знамя Победы над Берлином. От имени Родины я поручаю это знамя вам.
Кусок стены в это время треснул от немецкого снаряда и обвалился, осколки кирпичей разлетаются по комнате, и все трое бросаются к знамени.
— Идите, сынки… И… чтоб все в порядке… — говорит полковник.
Егоров принимает знамя. Полковник обнимает и целует всех троих. Все подходят к знамени, целуют край его. Кантария и Егоров, поцеловав знамя, сворачивают его, покрывают чехлом.
— Сердце мое с вами, — говорит Зинченко и кивает на рейхстаг. — Там увидимся.
Стрелки пулей вылетают из дома и, пригибаясь, бегут к площади.
Генерал-полковник Чуйков вздремнул, сидя за своим рабочим столом в пустом, полуразбитом доме. Накинутая на плечи шинель свалилась на пол, в разбитое окно дует ветер.
На закусочном столике дребезжат стаканы и чашки, будто комната на колесах и ее то и дело бросает по ухабам.
Адъютант подходит к командарму на цыпочках, набрасывает на его плечи шинель. Звонит телефон.
Еще как следует не проснувшись, Чуйков берет трубку и, не раскрывая глаз, произносит:
— У аппарата Чуйков. — И тотчас откашлялся и протер глаза. — Помалу двигаемся. Ясно, к празднику хорошо бы. Есть. Нажмем. Есть, есть… будет сделано.
Задребезжал второй телефон.
Чуйков берет вторую трубку:
— Чуйков слушает. — Потом прикладывает обе трубки к ушам и сразу лицо его веселеет и оживляется. — Парламентеров прислали, — говорит он в первую трубку, — начальник генштаба генерал Кребс с важным сообщением. Так. Жду вас, товарищ генерал армии. — Положив обе трубки на место, говорит адъютанту: — Сейчас будет генерал армии Соколовский. Тогда зови парламентеров.
— Переводчик нужен? — спрашивает адъютант.
— Им такое скажут, что и переводить незачем, — отвечает Чуйков.
Входит генерал Кребс, в сером мундире, при всех орденах, с моноклем в правом глазу. Подполковник фон Дувинг и переводчик-майор следуют за ним. Но они не так нарядны, как их начальник.
Кребс сдержанно кланяется и, следуя молчаливому приглашению генерала армии Соколовского, садится в кресло у стола.
Переводчик Кребса говорит, испуганно вытаращив глаза:
— Начальник генерального штаба сухопутных сил Германии генерал пехоты Кребс уполномочен передать вождю советского народа заявление решающей важности.
— Я уполномочен выслушать вас, — отвечает Соколовский.
Кабинет товарища Сталина. В кабинете товарищи Сталин, Молотов, Калинин, Маленков, Берия, Ворошилов, Булганин, Каганович, Микоян. Генерал Антонов принимает по телефону важное сообщение и вслух передает его:
— Генерал Кребс передал письмо Геббельса и Бормана… «Сообщаю вождю советского народа, как первому из не-немцев, что сегодня, тридцатого апреля, в пятнадцать пятьдесят Адольф Гитлер покончил жизнь самоубийством».
Сталин встает и делает несколько медленных шагов.
— Как гангстер, как проигравшийся игрок, скрылся от суда народов, — говорит Сталин. — Причины самоубийства?
— Военное поражение, — отвечает генерал Антонов.
— Окончательное банкротство, значит… Еще что?
— Власть передана Деницу, Геббельс — имперский канцлер… Хотят установить непосредственный контакт с вождем советского народа.
— Безоговорочная капитуляция! Только на этих условиях мы можем с ними разговаривать, — говорит Сталин. — Обеспечить доставку Деница к нам. А если будут колебаться, — поторопите их.
Соколовский говорит:
— Полная, безоговорочная капитуляция!
Кребс, вскочив, удрученно прижимает руки к груди:
— Катастрофа, полная катастрофа, — бормочет он. — Главное — прекратить эту войну. Но я не уполномочен это решать. Господин генерал, я предлагаю паузу боя. Прошу вас.
— Слушайте, капитулируйте, а то ведь всех к чертям перебьем, — говорит Чуйков. Он встает, подходит к окну и поднимает штору. — Что за чорт, рассветает!
